Бахыт Кенжеев ― «Вот церковь, ― я сказал, ― Петра и Павла»

«Вот церковь, ― я сказал, ― Петра и Павла.
Она давно заброшена. Когда-то 
в ней овощи хранили, а однажды 
решили клуб открыть, однако быстро 
задумались ― ведь кладбище вокруг!
Перепахать хотели, но, как я
слыхал, районный эпидемиолог
не разрешил. А кладбище и клуб ―
две вещи несовместные. Хотя, ―
я засмеялся, ― под иным углом
мне вся моя отчизна предстаёт
огромным сельским клубом, в бывшей церкви,
среди могил…» Я долго рассуждал,
но спутники мои не улыбнулись.

Мы обошли несчастную церквушку
и замерли. В одном окне была
проломана решётка. Я, подставив
какой-то ящик, подтянулся на
руках и стал протискиваться в
дыру. Там не хватало одного,
от силы двух железных прутьев, так что
и при моём ― весьма субтильном ― тело ―
сложенье было трудно. Оцарапав
бок, рассадив ладонь, переводя
дыхание, я всё-таки пролез
в просторный полумрак, и спрыгнул на пол,
и руки отряхнул. Запахло тленом,
гниением и калом, голубиным
помётом, запустением. Иные
из фресок расплылись, другие были
попорчены зубилом. Однорукий
Христос (академического стиля
начала века) шествовал по водам
к ободранной стене, где красовался
обрывок ситца с надписью «Да здра…»
Невыносимо стало мне. Я крикнул:
«Эгей, сюда!» ― но спутники мои
не захотели выпачкать костюмов
о кирпичи, о штукатурку, о
порядком поржавевшее железо
разломанной решётки. Но один,
когда я лез обратно, вдруг взмахнул
рукой и щелкнул кодаком. Спустившись,
я снова засмеялся, увидав
большую надпись «ХОДА…» над самой
                 решёткою.

Впоследствии мой спутник
признался мне в письме, что наш поход
нисколько не понравился ему,
скорее озадачил, лишний раз
заставив вспомнить о юродстве русских,
скорбеть, что в бедном этом государстве
заброшенных церквей, забытых кладбищ
с бумажными венками на могилах
сто лет пройдёт, и триста лет…
               Но, впрочем,

писал он в заключение, я рад,
что сделал этот снимок. Прилагаю.

Я сохранил его. Цветное фото,
фигурка диссидента, и решётка,
и надпись черной краской: «ХОДА НЕТ»,
и яблоко червивое на чьей-то
могиле безымянной…

1980-1988